Черная понимает: смельчакам не выстоять в неравной борьбе. Нужно самой искать спасенья. Отчаянный взгляд ее упал на раскрытое окно. И тут же молнией сверкнула мысль: бежать отсюда, как тогда бежала в лес после сватовства хозар, после разговора с отцом!

Уверенная, что выход найден, княжна бросилась к стене, где висело ее оружие и арканы для охоты. Но вдруг остановилась, похолодев от ужаса: на стене висели лук, подаренный каганом, колчан с золотыми стрелами, теми, что Амбал советовал бить только редкостных птиц… Но главного, арканов, не было!

Смертельно бледная княжна обернулась к няньке.

– Здесь висели арканы, – закричала она, – те, что отец позволил накинуть на рога оленя, которого я поймала на первой охоте! Где они? В них мое спасение, нянька!

Старуха горестно смотрела на нее, видно не понимая или не зная, что сказать. Наконец она спохватилась:

– Ах, дитятко! Ах, горюшко мое! Были, правда были они здесь. А когда ты тогда сбежала в лес, князь приказал убрать отсюда арканы. Ведь один из них тогда нашли спущенным в окно…

«Князь?.. Велел убрать? – лихорадочно билась мысль. – Так что же теперь делать?» «Отец!» – хотела она крикнуть, но тут, поддавшись под напором хозар, затрещали двери. И отчаяние ее погасло сразу вместе с этим треском. Решительно и гневно схватилась она за оружие. И только успела наложить стрелу, как сорвались запоры, и двери с грохотом распахнулись.

Откуда только взялись силы у старухи! Нянька, словно тигрица, метнулась вперед, загородила путь к Черной.

– Не смейте! – кричала она, широко расставив руки. – Не смейте подходить к княжне!

Амбал молча ударил ее в грудь мечом и первым ворвался в опочивальню, оттолкнув ногой упавшую замертво старуху. Он торжествовал победу и потому забыл об осмотрительности. А княжна воспользовалась неосторожностью врага и пустила в него золотую стрелу. Ту самую, из того лука, которые передавал он княжне как подарок кагана.

Удар пришелся в живот. И хотя попал он на целую ладонь ниже сердца, то был удар смертельный: стрела вошла в живот по самое перо. Амбал взревел и, выронив меч, схватился обеими руками за оперенный конец стрелы. Он пытался вырвать ее, но не смог и, зло оскалив зубы, с ненавистью глядел на стоявшую вблизи окна княжну. Лицо его стало землисто-серым.

Хозары испугались неожиданного сопротивления и подались назад. Заговорщики видели, как задыхается в предсмертных муках Амбал, видели, что княжна снова держит в руках наложенную на тетиву стрелу. Они растерянно переглядывались, не решаясь двинуться вперед.

Амбал между тем корчился от страшной боли. На лбу его выступил холодный пот; он весь дрожал и все еще пытался выдернуть застрявшую глубоко в животе стрелу. Он орал, катаясь по полу, извиваясь, как раздавленная змея.

Он страдал не только от боли – от горьких мыслей. Кто велел ему именно сейчас выкрасть княжну? Никто. Зачем же было рисковать раньше времени, когда еще неизвестно, чем закончится вылазка княжеской дружины? Хотелось угодить кагану! Опередить Баглая! Думал, воспользуется отсутствием князя, схватит спящую девушку, перекинет через седло и за острог с нею! Прямо в хозарский стан, к Кирию! Вот тебе подарок от Амбала! Без сечи, без лишних потерь, подарок от верного слуги. А княжна вишь как встретила… Стрелами, золотыми стрелами Кирия. О небо! Неужели это конец?

Черная поймала его мятущийся взгляд и громко крикнула:

– Что, тяжела стезя измены и предательства? Новый приступ ярости охватил Амбала. Собрав последние силы, словно вепрь бросился он к девушке, хотел схватить за горло, задушить ее.

Но точно пущенная княжной вторая стрела вонзилась в сердце предателя. Амбал покачнулся и грохнулся на пол, прямо под ноги хозар.

У Черной не осталось больше стрел. Значит, она безоружна, в поединке на саблях слаба, да и врагов тут целая свора… Нападающие увидели, что стрел у нее больше нет. Они двинулись вперед.

Княжна отступила вплотную к окну.

– Ну, княжна, не дури, – с опаской подвигаясь к ней, уговаривал ее высокий плечистый хозарин, – мы ничего худого тебе не сделаем. Завернем в плащ, вот и все. Нам только надо, чтоб ты не кричала, не противилась.

– Пока из острога вывезем, – добавил другой, – а там и до кибитки кагана недалеко. Ждет он тебя, княжна!

– Не дождется он! – с решимостью отчаяния воскликнула она и вскочила на подоконник.

Дальше была непроглядная тьма… Самый темный предрассветный час. Ни малейшего лучика, ни просвета – вестника нового дня, новой надежды на спасение… А перед ней враги, не люди, а звери, которые грозят схватить ее, связать и унести в хозарский стан на посмеяние, на поругание, на гибель…

Она стояла, глядя на хозар, глаза ее сверкали гневом и угрозой. Но те не верили в возможность отчаянного шага и все ближе подвигались к ней.

Уже, казалось, стоит сделать один только шаг – и они схватят княжну. Она вздрогнула, вдруг почувствовала за спиной холодное дыхание ночи, темной зловещей пропасти. Но цепкие, протянутые к ней руки были еще страшнее, еще более зловещи… Нет, нет, лучше смерть, чем полон! Она не станет полонянкой! Ни за что на свете не покинет родимый край! Она…

Высокий хозарин сделал движение вперед. И в тот же миг княжна оторвалась от окна и полетела вниз, широко раскинув руки, будто ловя ими какую-то опору. Ее встретили и тут же расступились раскидистые ветви старого дуба, покрытые росою листья. Она прошла сквозь них навстречу холодной бездне, каменным плитам под ее окном…

Хозары застыли, пораженные увиденным и еще более – страхом. Что ждет их теперь? Гнев всесильного кагана?..

XXXIII. КОЛИ СОКОЛ ВЫСОКО ЛЕТАЕТ, НЕ ДАЕТ ГНЕЗДО СВОЕ В ОБИДУ

Князь сел на коня и долго смотрел в темную прогалину меж деревьями, на свет-зарю, что только проглянула в мутном предутреннем небе. Казалась она ему печальной и кровавой сегодня. «Видно, не к добру», – подумал Черный. Много крови прольется на поле брани, под стенами Чернигова. Не ведомо, чьей больше: тех, что спят в хозарском лагере, усыпленные багряно-красной богиней, или тех, что смотрят сейчас на зловещее ее знамение.

Однако не пристало князю пугаться знамения. Да и недосуг. Заря – условный знак для всех отрядов, рассыпавшихся вдоль опушки леса, всех воинов земли Северянской и здесь, и в ополчении, которое должно подоспеть из городищ и градов окрестных. По этому знаку все заняли свои места, ждут его приказов. И отдавать их нужно тотчас, не медля. Князь тронул повод и направил коня на ратное поле, пристально вглядываясь в лица воинов.

Внезапность нападения казалась очевидной. Кони шли тихо: не то что ржания

– даже легкого пофыркивания не слыхать. А дружинники – воины опытные. Как барсы, легко и бесшумно следуют за своим князем, молчаливые, настороженные, готовые по первому знаку ринуться в бой, посечь врагов своих мечами.

Наступали с двух сторон: с западной и северной. Восточную оставили для ополчения, которое должно добивать отступающих, а в случае нужды идти на помощь дружинникам. Как предводитель войска, князь готовился первым пригвоздить мечом к земле спящего хозарина. Однако же все вышло по-иному: оказалось, не спят хозары! Ждут северян! Хоть не в строю, не подготовлены, как должно к бою, но не спят! Что это? Провидение ли подняло лагерь резкими звуками горнов перед самым нападением северян? А может быть, измена? Кто то успел предупредить врагов?

Как быть теперь? Внезапность, на которую рассчитывал князь, утрачена, силы стали далеко не равными… Отходить? Но это бегство и позор… И не успеть уже. Хозары нагонят и раздавят его, как мокрицу, как червяка…

Дружина остановилась, ждет решения князя. Воины сбиты с толку и озадачены. Ведь все надеялись на тайну, на неожиданность удара по врагу… Но вдруг над полем взлетел чей-то радостный возглас:

– Они удирают! Глядите! Бегут во всю прыть! С севера идут на них наши ополченцы!

Это кричал Топчак, известный среди дружинников как зоркий и храбрый лазутчик. И все поверили. Видел он или не видел, как дрогнули и побежали хозары, как двинулась на них черниговская рать ополчения, но клич его взбодрил дружину, поднял уверенность в победе. Северяне пришпорили коней и с гиком понеслись на вражеский лагерь.